Новострой, новодел... Как только не называют сейчас возводимые повсеместно храмы! И непременно со знаком минус, а то и с двумя. Забываем о том, что работы Тона и Каминского, Баженова и Пашкова тоже в свое время были новоделами. Подчеркну: в свое время. Потом Госпожа История, дама, как известно капризная, все расставила по своим местам.
Владимиром Кротковым создано немало храмов: шатровая церковь Александра Невского в военном институте в Москве, храм Сошествия Святого Духа на Апостолов в городе Дзержинском Московской области, там же белая часовня «Взыскание погибших» в Николо — Угрешском монастыре, там же реставрация росписей в Успенском храме и храм Целителя Пантелеймона, храм в Мордовии, храм святого благоверного князя Михаила Черниговского на Тонком мысе в Геленджике. Кротков — главный архитектор реставрации Николо -Угрешского монастыря, за что ему был пожалован из рук Патриарха всея Руси Алексия орден святого благоверного князя Даниила Московского. Само перечисление звучит внушительно. Однако, я не только о количестве произведений, а о ярких находках, так называемого, новодела Владимира Кроткова.
Часовня в честь иконы Божией матери "Взыскание погибших"
Нам повезло. Мы — свидетели становления новой храмовой архитектуры. Прежняя архитектурная среда была пропитана незабываемыми запахами города и дома, наполнена гулким эхом аркад, бликами на окнах, журчанием воды. Постепенно архитектура теряла свойства вещи, имеющей историю и судьбу, превращаясь в «материальную установку»,в социальный конденсатор, как говорили конструктивисты. Скорость, скорость, лишенная какой-либо сентиментальной романтики удаляет архитектуру от живой вещи. Удастся ли нам вернуть окружающей среде ее антропоморфные свойства и живые оттенки?
Известно, что в 70 — 80 — е годы прошлого века в СССР явно ощущалось разочарование в архитектурном творчестве, попавшем в зависимость от индустриальных методов строительства, «штучная», «авторская» архитектура прошлого становилась весьма благотворным фактором для развития зодчества ХХ века. Первые храмы, особенно в провинции, возведенные на месте разрушенных были как «близнецы — братья». Мало кто задумывался над тем, что за многие десятилетия изменился ландшафт местности, выросли города, пролегли дороги и, в этой связи, изменились свет и звуки, наполнявшие здание в прежние времена: нет цокота копыт, скрипа полозьев. Есть мир современных вещей, пахнущий подобно станциям метро промозглой смесью металла и цемента.
Храм Сошествия Святого Духа на Апостолов
К началу ХХ1 столетия зодчие нашли способы не сводить архитектуру к геометрическим и конструктивным формам, к символике масс и пространств, отделке и облицовке. Пример тому храмы, созданные Владимиром Кротковым. Храм Сошествия Святого Духа на Апостолов на новом кладбище в городе Дзержинском Московской области, выполненный в форме свечи Здесь свет и воздух омывают здание, постоянно смешивая собственные и падающие тени, создавая силуэты и пряча отсветы фасада в сумерках листвы. Этот театр теней то становится контрастным, то тает в пасмурной рассеянности света. Зыбкость, неустойчивость полудня к вечеру успокаивается в лучах заката и погружается в сине-серое марево перед наступлением темноты.
Красный кирпич и штукатурку закатное солнце превращает в ослепительно алую субстанцию, белые торцы впитывают в себя все оттенки зелени. Игра здания с природным светом завораживает, поскольку в ней видна самостоятельность бытия архитектуры в мире природы. Она независима от намерений и возможностей автора, так, что сам зодчий оказывается пленником возникающих зрелищ не меньше, чем случайный прохожий. Никакие световые спектакли не сравнятся с чудесами естественной освещенности и главная задача автора определить место для строения и его форму, чтобы действо осуществилось. Владимиру Кроткову это всегда удается, независимо от того возводит он свои храмы на открытом воздухе или в интерьере, как больничный храм Целителя Пантелеймона.
Зодчий строит здания, но, дав им жизнь, он далее не властвует над ней. Эта жизнь продолжается независимо от него и являет нам в архитектуре неожиданную, таинственную и прекрасную свободу. Эта свобода сооружения возвышает и творца и того, кто способен понять и оценить ее.
– Я вышел на чистый цвет,- сказал Владимир Кротков перед началом своей выставки 2012 года. На выставке были представлены 100 картин художника разных периодов , манер и стилей. Только 50 из них, написанных в пойме Москвы - реки, имеют как бы один почерк.
Натюрморты , портреты, пейзажи... Больше всего пейзажей. Третьяковка тоже с пейзажа начиналась.
В натюрмортах как всегда — поиск: усложненная фактура,, прием деформации, усложненность композиции. Натюрморты хороши. Они уже состоялись. Портреты тоже в поиске, правда оставленном. Они традиционны, разве, что художественным юмором привлекает автопортрет - «подражание Коровину». А вот пейзажи... Об этом и обмолвился художник перед началом выставки.
Он остановил свой выбор именно на открытых «соответствующих» изображаемому предмету цветах Все просто и логично и даже немного наивно: небо — голубое, облака — белые, трава — зеленая. Эти простые незатейливые цвета наложены на плоскость и соотношение этих двух составляющих тоже просто. Сложность заключается в композиционном построении, в живописи — вновь подчеркнутая простота, чтобы создавалось впечатление, что на уровне исполнения такую картину мог написать любой. Вместо эстетичной «красивости», присущей более ранним работам, появляется четкая концепция в подходе к художественному решению.
Сознательно выработав для себя ряд ограничений и сформулировав определенные принципы в подходе к работе, художник получил внутреннее ощущение творческой свободы. Сужение и конкретизация круга художественных приемов помогли разработать индивидуальный метод работы на пленэре : он пришел к плоскости, закрашенной элементарным имперсональным цветом и оказался в этих рамках гораздо свободнее. Автор не озабочен монолитностью стилистики; кажется, что единство принципа для него дороже однородной живописной манеры. Именно это придает объем деревьям и цветам, травам и кустарникам. Их можно рассматривать, как мы рассматривали в детстве плывущие облака, лежа на траве. Вот плывет облако -корабль, вот море взбушевалось, вот стада овец …
Приемы наложения краски меняются не от картины к картине, а от времени года на них изображенных и от времени суток. Простые плоскости, моделирующие объемы, сочетаются с сочными завихрениями красочной материи, нанесенным темпераментным движением кисти и тревожными вибрациями частых нервных мазков. Ритмы красочного рельефа необычайно увлекательны. Они включаются в колористическую партитуру, которая определяет характер и смысл картины. Один и тот же участок местности, погруженный в иное освещение или в иное время года, становится совершенно иным, живущим другой жизнью.
Весь цикл , назовем его «В пойме Москвы-реки», обладает исповедальной открытостью. Его можно читать как хронику событий внутренней жизни, как образную осциллограмму душевных состояний художника.
– Работая на пленэре, Владимир Кротков пишет стихи. Он не претендует на звание поэта. Это просто часть его метода. Да и взаимоотношения между стихотворными строками и картинами чрезвычайно хрупки и неоднозначны. Можно искать прямые или закодированные связи между ними, но лучше довериться причудливой алогичности текстовых и образных смыслов, оставляя без окончательных толкований их гармонии.
Наталья Дёгтева, кандидат искусствоведения, 2 декабря 2012 года.
Флаг города на площади Дмитрия Донского
Памятник святителю Николаю
